Я думал об этом каждый день. Почему, глядя в зеркало, видя своё лицо в нём, я никогда не мог узнать в нём себя?
Со стороны серебряной глади на меня глядели как всегда уставшие, утонувшие во тьме синяков глаза. Словно какие-то пугающие пятна, они всплывали средь слишком белой кожи. В каком-то смысле, я себе нравился, несмотря на весь свой неприглядный вид, во мне всё было так, как хотелось бы мне, ни больше, ни меньше. И всё же, тело маленького худого мальчика, смотревшего на меня пустыми, забитыми глазами, было не моим. Словно чужим.
И это чувство усиливалось после тех самых снов, в которых во тьме, в дерьме предо мною, колыхаясь тысячей маленьких термитов, бегали, работали, мучили других людей – черти. А я сидел на своём глиняном троне и взирал, и улыбался. Я был таким большим, пока всё предо мною было таким маленьким. Я был размером, возможно, с гору или пару гор. И это было Адом, я точно знаю, ибо на моих глазах сдирали с людей живьём кожу, и почему-то я точно понимал за что и не возражал совершенно, даже если то был ребёнок пяти лет. Когда же я наконец произносил что-то, голос разносился по всем пещерам, и они тряслись.
Я был правителем всего этого. И это восхищало.
Проснувшись же, я дрожал от страха. Я чувствовал, что душа вот-вот вырвется из тела и улетит куда-то, почти наверняка в тот сон. Я обнимал себя, прижимал ноги к груди и просто сжимался коконом. Я так боялся, что душа выскользнет, выпорхнет легко и незаметно из тела, и я просто перестану быть.
Почему-то в такие моменты эти глупые мысли кажутся мне слишком реальными.